ВЕЛИКОРУСЫ

ВЕЛИКОРУСЫ (великороссы) - название русских, распространившееся в литературе с сер. 19 в. В современной научной литературе сохраняется в терминах "северовеликорусский", "южновеликорусский" и "средневеликорусский", для обозначения трех основных наречий русского языка.

Смотреть больше слов в «Большом Энциклопедическом словаре»

ВЕЛИКОТЫРНОВО →← ВЕЛИКОРУСС

Смотреть что такое ВЕЛИКОРУСЫ в других словарях:

ВЕЛИКОРУСЫ

название "Великая Россия" искусственного происхождения; оно было составлено, по-видимому, духовенством или, вообще, книжными людьми и начало входить в ... смотреть

ВЕЛИКОРУСЫ

        великороссы, название русских, получившее распространение в литературе с середины 19 в. В советской научной литературе термин «В.» сохраняется ... смотреть

ВЕЛИКОРУСЫ

ВЕЛИКОРУСЫ, -ов, ед. -рус, -а, м. (книжн.). То же, что русские. И ж.великоруска, -и. II прил. великорусский, -ая, -ое.

ВЕЛИКОРУСЫ

великорусы мн. Название русских (в отличие от белорусов и украинцев), имевшее распространение в литературе с середины XIX в.

ВЕЛИКОРУСЫ

Великорусы — название "Великая Россия" искусственного происхождения; оно было составлено, по-видимому, духовенством или, вообще, книжными людьми и начало входить в царский титул лишь в XVI веке. Впервые, кажется, оно встречается в "Апостоле", первой книге, напечатанной в Москве в 1556 г. при Иоанне Васильевиче Грозном, а затем в "Чине венчания" царя Феодора Иоанновича, в 1584 году. Первоначальный смысл его был, по-видимому, риторический, возвеличивающий; искусственность его видна и в том, что прежние названия "Русь", "Русия" были заменены в нем византийским — "Россия". Впрочем, эпитеты "Великая" и "Белая Руссия" в применении к Московии употреблялись иногда на Западе даже в XV в. Но более определенное, географическое значение термин "Великая Россия" получил только при Алексее Михайловиче, с подчинением Малороссии в 1654 г., когда царь стал именовать себя самодержцем "всея Великия и Малыя России", присоединив еще к этому титулу в следующем 1655 г., после занятия Вильны, выражение "и Белыя России". С этих пор различие между "велико-" и "малороссиянами" сделалось общепринятым в книжной литературе и образованном обществе, но именно в этой форме, а не в форме "малорусы" и "великорусы". Эти последние обозначения стали употребляться сравнительно недавно, с пятидесятых и шестидесятых годов, отчасти вследствие оставления вообще искусственного и высокопарного имени "россияне", а отчасти и по примеру Костомарова, который пользовался наименованиеми то "северно-" и "южнорусы", то "велико-" и "малорусы". Название "южнорусы", введенное, впрочем, несколько ранее Костомарова, писателями малороссийского происхождения, имело, очевидно, целью, устранив понятие о "малости" или "великости", ввести более определенные обозначения, основанные на различии географического распространения. К этому присоединилось еще представление, развитое Максимовичем, Костомаровым и другими, что теперешние малорусы составляют прямых потомков, и по крови, и по языку, древних южно-русских славянских племен, что ильменские или новгородские славяне (по Костомарову) были ветвью этого южно-русского племени, оторванною от него какими-то неизвестными обстоятельствами и удалившеюся на север, но что остальные В. — тверитяне, суздальцы, москвичи, — хотя и оставались русскими по происхождению, вере, книжному языку, однако уклонились от прочих русских славян в своем народном языке, быте, нравах, обычаях, общественном и государственном строе под влиянием иных географических условий, иных исторических судеб, а также и иных, вошедших в их состав этнографических элементов. Влияние этих последних особенно было преувеличено некоторыми польскими писателями, которые старались доказать что "москали" — даже не русские, не славяне, а финны и татары, усвоившие себе некоторую славянскую примесь и испорченный славянский язык. Такая теория, развитая особенно Духинским и его последователями, встретила возражения со стороны многих, не только великорусских, но и малорусских и вообще славянских исследователей, и была всеми понята, как вызванная не столько научными, сколько политическими тенденциями. Тем не менее, мысль, что малорусы (как и белорусы) представляют более чистую в антропологическом и этнографическом отношении ветвь русского народа, чем В., уклонившиеся всего далее на С и В и смешавшиеся с различными инородцами, получила некоторое распространение не только у западно-славянских и южно-русских писателей, но отчасти и среди образованного русского общества вообще. Термин "великорусы" может представлять географическое, антропологическое, этнографическое и историческое значение, смотря по тому, какие признаки имеются в виду или чему придается большее значение. В географическом отношении имя "Великой России" должно признаваться равнозначительным с древней "Московией" иностранцев, например, — как это предлагал Надеждин, — в пределах великого княжества Московского в 1462 г., при смерти Василия Васильевича Темного, когда оно простиралось уже от Ельца до Устюга и от Калуги до Вятки, причем необходимо пополнить эту территорию тогдашним великим княжеством Тверским, областью Пскова, пятинами Новгородскими, восточною частью древнего Смоленского княжества, Северскими уделами по Оке, между Десною и Доном, и великим княжеством Рязанским. Впрочем, такое географическое определение Великой России едва ли может в настоящее время иметь какое-либо значение. С одной стороны, даже на территории Великороссии XV века, рядом с великорусами жили (как живут отчасти еще и теперь) белорусы и финны; а с другой стороны, великорусы давно перешли за пределы Московского государства XV в., расселившись и по течению Камы с ее притоками, и по нижней Волге, и в бассейне Дона, и в Новороссийском крае, Сибири, на Кавказе и т. д. Гораздо большее значение представляют В. в этнографическом отношении, как народность, выработавшая себе известный язык и своеобразные черты быта и нравов. В прежнее время, и еще сравнительно не так давно (в 30-х годах нынешнего столетия), некоторые даже из "ученых" великорусов видели (по словам Венелина) в украинцах какую-то смесь малорусов, татар, поляков, литвы, а язык их считали каким-то испорченным, мужицким говором, с примесью польских и татарских слов (Греч в 1827 г. утверждал даже, что малорусское наречие " может назваться наречием языка польского"). Наоборот, писатели малорусского происхождения старались доказать, что малороссийский язык не только равносилен великорусскому, но даже древнее, первобытнее его, что это был язык Киевской Руси, и что скорее великорусский язык должен быть признаваем новой формацией, образовавшейся под влиянием инородческого (финского) элемента, или (как утверждал галицкий писатель Огоновский еще в 1880 г.) что великорусский (московский) язык "присвоил себе элементы церковно-славянского и древнерусского языка, давши им свою новую, чуждую окраску, в ущерб старому и подлинному основанию и произошел из смеси московского наречия, русинского и церковно-славянского языка, — могущественно развившись в своей литературной речи на счет малорусского". Все эти утверждения должны быть признаны в настоящее время неосновательными. Малорусский язык есть, несомненно, самостоятельное наречие русского языка, сохранившее в себе даже некоторые большие признаки древности, чем великорусское и, во всяком случае, ему равноправное и более обособленное, чем, например, наречие белорусское, которое некоторые подчиняют великорусскому, хотя лучшие новейшие исследователи считают его также самостоятельным, наравне с великорусским и малорусским. Но, с другой стороны, и великорусское наречие не может считаться какою-то смесью малорусского с церковно-славянским, и образование его, в основных чертах, должно быть отнесено к тому же времени, как и вообще расхождение первоначального русского языка на главные свои ветви. Изучение древнейших южно-русских памятников XII — XV вв. доказывает даже (по словам проф. Соболевского), что "древний киевский говор был великорусский" и что "нынешнее малорусское население мест, ближайших к Киеву, как и всей страны к востоку от Днепра — население пришлое, пришедшее сюда приблизительно в XV в. с Запада, из Подолии, Волыни и Галиции". Последнее утверждали еще ранее Погодин и Лавровский; но взгляд этот продолжает оспариваться южно-русскими исследователями, — гг. Житецким, Антоновичем и др. Как бы то ни было, можно считать доказанным, что новгородское наречие, которое Костомаров признавал родственным малорусскому, есть, несомненно, великорусское и представляет одно из подразделений последнего. Этих подразделений принимается теперь (за выделением белорусского) два или три, хотя у разных исследователей замечаются различия в подробностях. Наиболее явственно различие между северно-великорусским и южно-великорусским поднаречием; но северное может быть разделено, в свою очередь, на два: а) собственно северное, или новгородское (в Новгородской, С.-Петербургской, Олонецкой, Вологодской, Архангельской, Вятской, Пермской губерниях, в Сибири, также в Псковской и Тверской, где оно соседит с белорусским, и в Костромской, где оно соседит с восточным); б) восточное, или суздальское (в губерниях Владимирской, Ярославской, Костромской, Нижегородской, Казанской, Симбирской, отчасти Пензенской, Саратовской, Оренбургской). Другие исследователи выделяют, однако, эту восточную разновидность северно-великорусского наречия в особое, среднее великорусское наречие, промежуточное между северным и южным. Последнее, т. е. южно-великорусское наречие называется еще рязанским и подразделяется некоторыми также на два: на восточное, или собственно рязанское (в губ. Рязанской, Тамбовской, отчасти в Пензенской и Саратовской), и западное (в губерниях Тульской, Орловской, Курской, отчасти Воронежской и Харьковской, где великорусы соседят с малорусами, и в губерниях Смоленской и Калужской, где они соседят с белорусами). К этому западному южно - великорусскому говору относится и московский, который, однако, некоторые исследователи (напр. Шихматов) выделяют в особый, образовавшийся из соединения северно-великорусского наречия с южно-великорусским и стоящий, по основным чертам своего вокализма, ближе к последнему. Этим, специально московским наречием народ говорит только в Москве и ее ближайших окрестностях; но оно распространилось по всей России, как язык образованного класса. Остальные части Московской губ. должны быть причислены к западному и восточному говорам южно-великорусского наречия, а на севере — к восточному поднаречию северно-великорусского. Обособление этих поднаречий и говоров должно было последовать после обособления великорусского наречия от малороссийского, т. е. после XIII века и, вероятно, в течение многих столетий, хотя первые зачатки их могли быть налицо уже в языке различных племен русских славян, перечисленных в Начальной летописи. Всего раньше должно было сложиться новгородское наречие, следы которого мы встречаем в некоторых древнейших письменных памятниках, хотя и оно, распространяясь на север и на северо-восток, должно было несколько измениться, по крайней мере, в своем лексическом составе, восприняв в себя немало инородческих, финских слов. В образовании восточного северно-великорусского поднаречия приняли, вероятно, участие кривичи (белорусы), смешавшиеся с новгородцами, а в образовании южно-великорусского — также вятичи. Как бы то ни было, все эти поднаречия и говоры остаются чисто русскими; влияние финского элемента сказывается только в некоторых заимствованных словах и является еще недоказанным в морфологии и фонетике, хотя, по отношению к последней, оно и предполагается некоторыми исследователями. Морфологическая и фонетическая чистота великорусского наречия представляется даже несколько странною, если принять во внимание, что наречие это сложилось на почве, заселенной первоначально инородческими, финскими племенами, которые, несомненно, принимали участие в образовании великорусской народности. При начале русской истории, в Χ веке, мы видим, что еще вся область позднейшей Ростовско-Суздальской земли, колыбели великорусского государства, была заселена финскими племенами. Новгород является на Западе самой северной славянской колонией. Но если мы обратимся к географической, именно хорографической номенклатуре (особенно к названиям рек), то, как показал еще Надеждин, мы можем убедиться, что даже в славянских областях, по Днепру, Сейму и Десне, встречается масса инородческих, финских названий. Наиболее чиста от чужеземных названий хорографическая номенклатура в верховьях рек Вислы, Днестра и Припяти до Днепра; но чем далее от этого центра, тем сильнее становится инородческая примесь в названиях рек, и именно на западе встречаются литовские названия, на юге — тюркские, на севере и востоке — финские. К северу от Смоленска и на Днепровско-Окском водоразделе финские названия уже преобладают, так что было, следовательно, время, когда финны придвигались к самому Днепру с севера и востока. Но это было, вероятно, еще до VI в., так как в VI в. Прокопий упоминает уже о славянах на севере от Азовского моря, и есть основания предполагать, что и новгородские славяне пришли к Ильменю по крайней мере столетия за два до начала русской истории. Таким образом, русские славяне, расселяясь из области в верховьях Вислы, Днестра и Припяти, должны были утвердиться в областях, занятых первоначально неславянскими племенами. В частности, новгородские славяне, кривичи, вятичи должны были заселить область, занятую ранее финскими народами. Невольно представляется вопрос, как славяне не потонули в этом финском море, и куда девались все эти финские племена? Как могли славяне не только поддержать свое политическое преобладание, но и сохранить свой язык, свой быт и выступить историческими деятелями, как новгородцы, суздальцы, москвичи, как народ славяно-русский? Для объяснения этого факта следует прежде всего принять во внимание, что и южные славяно-русские племена, расселяясь по Днепру и за Днепр, должны были, судя по хорографической номенклатуре, заселить места, где ранее их сидели племена тюркские. Что касается специально полян (и древлян), то известно, что они постоянно должны были бороться с тюркскими племенами, с черными клобуками, горками, берендеями и печенегами, которые позже, с появлением половцев, входят даже в состав княжества, образуют пограничные поселения по Роси и Суле, как передовой оплот против половцев, причем и последние входят потом в более близкие сношения с киевлянами, роднятся с ними и т. д. Вообще, уже в то отдаленное время славянское население Киевской земли стало ассимилироваться с соседними тюркскими элементами, а позже, в эпоху казачества и Запорожья, южно-русское население восприняло в себя еще более разного инородческого элемента. И тем не менее, кроме некоторой лексической примеси, малорусы сохранили чистым свой славянский, русский язык, хотя, может быть, и видоизменив его в выговоре, под влиянием позднейших колонистов с запада, из Прикарпатья. Таким образом, если южнорусы, несмотря на тюркскую и иную примесь, могли сохранить свой язык и народность, это было возможно и для тех русских племен, которые двинулись на север и северо-восток, тем более, что им пришлось здесь иметь дело с более мирными и слабыми племенами финскими. Была, однако, существенная разница в колонизации русскими славянами юга и севера. На юге их колонизация не простиралась далеко, и область к востоку от Днепра была заселена прочно малорусами только в XVII веке, когда им пришлось встретить здесь необитаемую территорию и столкнуться только с встречной колонизацией великорусской. Иное дело было на севере, где пришлось заселять громадную территорию, углубляясь все далее на восток и запад, в области, занятые финскими племенами. И притом нельзя сказать, чтобы эти финские племена в эпоху славянского среди них расселения были лишены всякой культуры. Это не были уже те Fenni, о которых говорит Тацит, что они занимались только звероловством и имели всю надежду на пропитание в стрелах с каменными или костяными наконечниками. Следы этой древнейшей культуры, правда, найдены в области Оки, Средней Волги, Вятки и Камы, и притом довольно обильные и во многих местах; но они относятся ко времени гораздо более раннему, чем эпоха расселения славян. В последующие же века финские племена уже имели железное орудие и бронзовые украшения, усвоили себе (на З под влиянием готов, а на В — тюрков) скотоводство и земледелие, и, судя по находкам в некоторых, несомненно финских, могильниках, вели также кое-какие торговые сношения. Культура славянских пришельцев едва ли в то время значительно превосходила финскую, и потому успех славянской колонизации едва ли можно объяснять превосходством тогдашней славянской культуры. Нет также никаких оснований предполагать, чтобы славяне истребляли финнов; напротив того, все свидетельствует в пользу того, что колонизация славян была по преимуществу мирная. Едва ли можем мы также думать, что финны вымирали сами, подобно тому, как вымирают теперь первобытные племена Австралии и Полинезии, или как вымерли некоторые мелкие племена Сибири. В этих случаях разница в культуре пришельцев и туземцев была настолько велика, что последние должны были безусловно подчиниться первым и резко изменить весь свой быт или исчезнуть, особенно под вредным влиянием отрицательных сторон цивилизации. Но такой резкой разницы в культуре не было между финнами и славянами, и особенности быта тех и других не исключали возможности мирного сожития и общения и совместного участия в государственной жизни. Для объяснения того, что происходило при расселении славян на территории России, можно до некоторой степени пользоваться данными, касающимися позднейшей русской колонизации, происходившей уже на памяти истории, напр. колонизации Заволочья, и отчасти — колонизации русских среди вотяков, черемис, пермяков и вогулов. Говорим — до некоторой степени, потому что в это позднейшее время русские стояли в своей культуре уже много выше финских инородцев, были крепки единством и верою, тогда как финские племена представляли множество подразделений и жили разбросано. Впрочем, и при начале русской истории на стороне славян было то преимущество, что их предводителями и руководителями были нередко воинственные и предприимчивые варяги (норманны), следы которых мы встречаем, напр., в Суздальской земле, в т. наз. мерянских курганах, еще до установления здесь русского владычества. Следы эти выражаются в обычае трупосожжения, в присутствии норманнского вооружения и характерных украшений эпохи викингов (IX-Χ и нач. XI в.), напр. т. наз. скорлупчатых фибул и т. п. Вообще, необходимо допустить, что славянская колонизация происходила не массами, а проявлялась более в основании небольших поселков и городков. Есть основание думать, что среди Мери, например, в эпоху участия ее в призвании варяжских князей, уже был значительный славянский элемент, что область ее была уже отчасти заселена славянами, хотя и продолжала носить название Мери, подобно тому, как и позже Вятка, Пермь, Сибирь удержали туземные названия, хотя и стали уже областями русскими, с господствовавшим русским населением. Успеху славянской колонизации могло благоприятствовать и то обстоятельство, что финское население было, по-видимому, негусто и жило разбросанно среди лесов, к тому же сравнительно мирно и невоинственно. Когда же славянские колонии начинали его теснить, оно могло уходить далее на В., как это мы знаем, например, в позднейшее время, относительно вотяков, черемис, вогул и мордвы. В более раннюю эпоху так же уходили перед русскими, по-видимому, югры. В XVI веке они были уже за Уралом, тогда как несколькими веками ранее они, судя по некоторым историческим данным и хорографической номенклатуре, жили в пределах нынешней Вологодской губернии и даже, может быть, южнее; известно, что часть их прошла в конце IX в. за Карпаты и основала Угорское (Мадьярское) государство; с другой стороны, Европеус указал на угорское происхождение названий некоторых рек, даже в Московской губ. и еще южнее, напр. р. Угра. К этому надо прибавить, что финские племена распадались, вероятно, на многие группы и говоры, как, напр., теперешние черемисы, у которых насчитывается 6 наречий, или как вотяки, распадающиеся на два главных племени, да еще на несколько мелких, причем вотяки одной местности с трудом иногда понимают других. Ввиду этой разбросанности и разноплеменности русские колонисты были крепки своей сравнительной однородностью, единством в языке, а затем и верою, которая послужила также важным объединяющим фактором и для инородцев. Последние, принимая русскую веру, язык и подчиняясь влиянию русских обычаев, становились сами русскими и помогали последним в обрусении своих соплеменников. Мы сказали, что славянская колонизация должна была идти, в большинстве случаев, постепенно, мелкими группами и поселками, как это мы видим и в последующие века, на севере и востоке. Но это не исключало возможности, в некоторых случаях, и более усиленной, массовой колонизации, в подтверждение чего можно также привести аналогичные примеры из исторической уже эпохи. Не говоря даже о массовом переселении малорусов в XVII веке на левый берег Днепра и в нынешнюю Харьковскую губернию, можно указать, например, на быстрый рост заселения Перми при Строгановых и на последующее движение массами русских из Двинской земли, Вятки и Перми — в Сибирь. Пример Строгановых показывает, что стоило только предприимчивым, властным и богатым людям основаться на новых, вольных и прибыльных местах, как к ним уже начинали стекаться переселенцы, в надежде на простор, выгодный промысел и покровительство крепкой власти. Именно такая крепкая русская власть появилась в пределах Мерянской земли, с утверждением во Владимире и Суздале князей Мономахова рода. Нашествие татар, уничтожившее Киев, низведшее его на степень второстепенного поселка, разорившее Переяславское княжество и Чернигов, сопровождалось перемещением политических центров из Чернигова и Новгорода-Северского — в Муром и Рязань, из Киева — во Владимир. Это способствовало еще более возвышению значения Владимирского княжества, центр которого перешел затем в Москву, т. е. западнее и южнее, как бы навстречу тем западным и южным славянским элементам, которые начали сюда приливать с новою силою. Этот прилив прежние исследователи представляли себе так, что южно-русское население после татарского разгрома начало массами передвигаться на север, ища себе там более спокойного существования и более надежной защиты. В новейшее время эта теория подвергнута сомнению и иными даже совершенно отвергается; указывают на то, что южно-русское население было или истреблено, или бежало на З, и что массовое передвижение его на север не подтверждается никакими свидетельствами. Истина, по-видимому, лежит здесь в середине между крайностями. Массового движения, кажется, действительно не было; тем не менее, и самые князья, и их дружина явились на север с юга, а их переход, вместе с молвой о силе и значении их власти и с разорением юга, должен был иметь следствием переселение на север же многих лиц из высшего сословия, духовенства, купцов и простого народа. Но здесь эти переселенцы встретили уже ряд городов, заселенных ранее выходцами из варяг, Новгорода, Киева, земли кривичей, а также ославянившимися инородцами; здесь уже оказывалась народность, в которой смешанные славянские и финские элементы сливались в нечто особое и более общее; к этому общему оставалось только примыкать и содействовать, сознательно или бессознательно, укреплению и расширению нового государства и складыванию одного русского (великорусского) народа на обширном пространстве Средней, Северной и Восточной Руси (а также, через посредство донских казаков, отчасти и Южной). Это образование великорусского народа из соединения разных элементов, происходило ли оно путем брачного смешения славян с финнами или путем непосредственного, постепенного обрусения последних, по необходимости должно было оказать известное влияние на видоизменение первоначального типа, какой представляли в своем сложении и облике русско-славянские племена, прежде их утверждения на территории финнов. К сожалению, выяснение этого вопроса соединено со значительными трудностями и требует основательного ознакомления как с рядом современных финских и славянских племен, так и, по возможности, с тем, какой выказывали предки этих племен в эпоху их первоначального столкновения и смешения. Но такое ознакомление предполагает массовые наблюдения и обстоятельную их разработку, чему покуда положено только слабое начало; что же касается до выяснения типа древних славянских и финских народов, то для этого имеется и слишком мало материалов. Впрочем, нельзя сказать, чтобы эти материалы совершенно отсутствовали; они имеются в виде тех костяков и черепов, а иногда и остатков волос, которые находят в многочисленных, разбросанных по русской земле курганах и могильниках. Материалы эти отчасти уже описаны трудами профессора Богданова и других лиц; но многое еще остается сделать для выяснения особенностей по местностям и эпохам и для сравнения их с соответственными антропологическими особенностями современного населения. Покуда мы не имеем еще ни детальных карт с указанием распределения древних курганов, городищ и т. д., ни сочинений, в которых были бы сведены и анализированы все известные данные об исследованных могильниках и выяснены все констатированные особенности различных славянских и финских курганных и могильных древностей. Немногие обобщения, сделанные по отношению к этим археологическим памятникам, иногда только затемняют вопрос или дают ему фальшивое освещение. Так, например, финские ученые считают почти все доисторические древности средней и северной России финскими, так что славянских здесь, можно сказать, совершенно не оказывается. Наоборот, некоторыми русскими учеными был высказываем взгляд, что почти все эти остатки принадлежат нашим собственным предкам, а иные склонны даже причислять к славянским и разные курганы и могильники Сибири. Понемногу, однако, и в этой области начинает кое-что уясняться, хотя покуда лишь в слабых намеках. Начинают определяться, с одной стороны, остатки древнейшей культуры каменного и костяного века, со следами бронзового, констатированные от Урала, Перми, Вятки до Мурома, Москвы и Приладожья и принадлежавшие, очевидно, древнейшему населению, как кажется, угорскому. Затем идут могильники (не курганы), заключающие в себе остатки финнов более поздней эпохи, но еще несколькими столетиями предшествующие эпохе расселения славян. Настоящих курганов (могильных насыпей) мы не находим в исконной области финнов, напр., в нынешней Пермской губ. (за исключением степных зауральских уезд., где курганы насыпались, очевидно, тюркскими кочевниками), в Вятской, большей части Вологодской и Архангельской, в Прибалтийских областях. С другой стороны, мы встречаем и в пределах Средней России могильники, относящиеся, по-видимому (судя по вещам), к VI-VIII векам и принадлежавшие, по всем вероятиям, финнам. Таковы, например, исследованные недавно Курманский могильник (в Касимовском уезде Рязанской губ., раскопки графа Ф. Уварова) и Люцинский могильник Витебской губернии (раскопки Романова и Сизова). Наконец, мы имеем курганы иногда с арабскими диргемами и византийскими и другими монетами, позволяющими определить точнее эпоху, и относящиеся, по-видимому (в пределах Средней и Северной России), к IX-XI векам. Несомненно, что курганы насыпались в Южной и Средней России разными народами, начиная с эпохи скифов, а может быть, и раньше. Известны некоторые курганы с греческими изделиями IV в. до Р. X., есть затем более поздние — эпохи около Р. X. и последующей, так наз. скифо-сарматской; но затем идут курганы, несомненно, славянские, именно на юго-западе России, в области, где и все хорографические названия — славянские. Удалось даже выяснить некоторые особенности курганов полян, древлян, северян, смоленских кривичей, иногда со следами норманнского влияния (особенно в богатых княжеских курганах). Не может быть сомнения, что славяне, расселяясь в период язычества далее к северу и востоку, должны были принести туда с собой и обычай насыпания курганов; и действительно, мы видим многочисленные группы древних могильных насыпей и в земле ильменских славян, кривичей, радимичей и вятичей. Курганы эти идут обыкновенно по рекам, а реки, несомненно, были главными путями славянской колонизации; мы знаем, например, что в Обонежье и Заволочье славяне утвердились по Двине, Свири, Онеге, оттеснив финнов к Белому морю, в верховья р. Ояти, в глухую Белозерщину, к Ладоге и т. д. Таким образом, едва ли может подлежать сомнению, что большинство курганов в области первоначального расселения славян до принятия ими христианства принадлежат славянам, хотя это не исключает возможности, что под влиянием славян и сопредельные с ними финны стали в более позднюю эпоху тоже насыпать курганы над своими умершими. В Нижегородской губ. исследованы, например, курганы, принадлежавшие, несомненно, мордовским князьям (у с. Бол. Тимерево); но они относятся к более поздней эпохе, не ранее ΧΙI и даже XIII в. Некоторую точку опоры могло бы дать в этом случае (для определения славянства или финства) сравнение самых остатков людей, похороненных в курганах; но, к сожалению, на них только в последнее время стали обращать большее внимание. Притом, не следует забывать, что костяки и черепа могут дать понятие только о признаках расы, породы, а не племени или народности; между тем, в составе одного и того же племени могут присутствовать различные расовые элементы, и наоборот, одни и те же краниологические признаки могут встречаться у представителей различных племен или народностей. Кроме того, известный физический тип может подлежать в течение веков изменению, вследствие ли постепенного вырождения тех или других признаков в потомстве, или вследствие большего умножения потомков одного типа сравнительно с потомками другого, или, наконец, вследствие кровного смешения одного типа с другим в течение многих поколений. В Германии, например, констатировано, что в древних курганах ее (Hünengräber) было погребено высокорослое население, с преобладающей длинной и узкой, так наз. долихоцефальной формой черепа. Эти курганы, очевидно, заключают в себе остатки древних германцев; между тем, современное немецкое население имеет преобладающей формой головы — короткую и широкую, брахицефальную, и долихоцефалия встречается только спорадически, или на таких окраинах, как побережье Немецкого моря, в Швеции и т. д. Очевидно, тип черепа нынешних немцев не тот, что был у древних германцев, как и характерная древняя белокурость германского племени встречается теперь у меньшинства населения, тогда как большинство — шатены, с немалой примесью брюнетов. Подобное же явление видим мы и на славянской территории России. Древнейшие курганные черепа, как из скифских и скифо-сарматских, так и из славянских курганов, выказывают преобладание долихоцефалии, тогда как у современного русского населения преобладает брахицефалия. И это применимо в одинаковой степени как к южно-русскому, так и к северно-русскому населению, причем у современных малорусов встречаются, по-видимому, даже более сильные степени брахицефалии, чем у великорусов. Этот факт преобладания теперь брахицефалии, а в эпоху насыпания курганов — долихоцефалии, заставил некоторых исследователей (напр. проф. Таранецкого) придти к заключению, что курганные черепа — не славянские, а принадлежат, вероятно, финнам. Но такое заключение также не может быть признано убедительным; известно, что современные финны, как западные (корелы, тавасты, эсты), так и восточные (мордва и другие), тоже представляют преобладание брахицефалии, как равно и большинство тюркских народностей. Если же допустить, что древние финны отличались по своему типу от нынешних, то с одинаковым правом это можно сделать и по отношению к славянам. Более оснований имело бы предположение, что древние курганные долихоцефалы были не финнами, а у горцами, т. е. югрой, как это и высказывал Европеус. Современные вогулы и остяки (потомки югров) действительно выказывают преобладание долихоцефалии, и в этом отношении довольно резко отличаются как от своих соседей, самоедов, так и от приуральских, поволжских и прибалтийских финнов. Весьма вероятно, что те длинноголовые черепа, которые были найдены проф. Иностранцевым вместе с изделиями Каменного века в отложениях Приладожья, должны быть приписаны именно югре, имевшей в глубокой древности значительное распространение на севере России; но мы не имеем никакого основания приписывать югре те длинноголовые черепа, которые были найдены в курганах Χ — XI вв., в областях, населенных славянами и со следами культуры славянско-варяжской. Вопрос о югре, или, точнее, о физическом ее типе, заслуживал бы вообще более тщательного исследования, так как это, несомненно, один из древнейших типов на почве Северной России, существенно отличающийся еще и теперь от типа всех соседних современных народностей. Допущению, что русские славяне представляли преобладание долихоцефалии, может противоречить то обстоятельство, что долихоцефалия является редким исключением вообще у современных славян, у поляков, чехов, словаков, сербов, которые все характеризуются, по-видимому, преобладанием брахицефалии. Немецкие ученые склонны думать, что и изменение формы германского черепа последовало от смешения со славянским элементом, вошедшим в значительной дозе в состав нынешнего населения Германии. Однако, представляется еще вопросом, действительно ли все современные славяне выказывают преобладание брахицефалии. Современные болгары, по-видимому, по преимуществу долихоцефалы: в пользу этого говорит, во-первых, тот факт, что болгарские черепа, добытые из несомненно болгарских кладбищ д-ром Радаковым во время последней Русско-турецкой войны и доставленные в моск. Антропологический музей, оказались долихоцефальными, а с другой стороны, это же подтверждают наблюдения над современными болгарами, поселившимися в Крыму, которые, по измерениям над живыми особями г. Гинкулова, оказались также почти все долихоцефалами. Если это так, то мы имеем и теперь одно славянское племя с преобладанием долихоцефалии. Правда, племя болгар производят от волжских болгар, из народности тюркской; но эти волжские болгары в такой степени смешались с придунайскими славянами, что утратили совершенно свою народность и усвоили себе язык преобладавшего славянского большинства. С другой стороны, все известные нам тюрки отличаются короткоголовостью, и такой же тип представляют и черепа из некоторых древних тюркских курганов (напр. в Зауралье), а это позволяет предположить, что и волжские болгары были короткоголовыми и, след., не могли вызвать появление у своих потомков долихоцефалии. Возможно, во всяком случае, что среди древних славянских племена были и коротко-, и длинноголовые, как и теперь есть — одни с преобладанием белокурости (поляки), а другие темноволосости (южные славяне), одни — высокого роста, другие более низкого и т. д. Правда, то же самое может быть сказано и относительно племен финских, и даже еще с большим правом, потому что и теперь мы встречаем как высокорослые финские племена (корелы, эсты, ливы), так и крайне малорослые (лопари, пермяки), как по преимуществу белокурых (эстов, лопарей), так и с преобладанием темноволосости (большинство восточных финнов). Нельзя поэтому отрицать, что среди финских племен могли быть в древности длинноголовые, и это как будто подтверждают те длинноголовые черепа, которые находили в некоторых курганах Среднего Поволжья, к востоку от области расселения славян в IX — XI веках. Но все это недостаточно для того, чтобы отрицать принадлежность массы курганов в западной половине Европейской России, с их долихоцефальными черепами и с их бытовыми предметами эпохи славянского расселения — именно славянам. Но если допустить, что древние русские славяне были долихоцефалы и, — судя опять-таки по курганным находкам, — вообще высокого роста, то как объяснить изменение этого типа в брахицефальный и, в большинстве случаев, менее рослый? На этот счет могут быть высказаны только более или менее вероятные догадки. Можно предполагать, например, кровное смешение пришельцев-славян с туземцами-финнами и вызванное этим постепенное изменение типа у потомков. Что такое смешение должно было происходить, это едва ли может подлежать сомнению. Мы знаем, например, что многие из наших дворянских родов происходят от татар, казанских и иных мурз, из Золотой Орды, из крымских выходцев и т. д., приходивших в Москву, принимавших крещение, женившихся на русских боярышнях, поступавших на царскую службу и жалованных поместьями и вотчинами. Многие из дворянских фамилий (как Юсуповы, Карамзины, Салтыковы и проч.) выказывают и по сей день свое татарское происхождение. С другой стороны, родоначальниками многих дворянских фамилий были также выходцы из Польши, Литвы, Швеции, из немцев, западных славян, итальянцев, валахов, гр... смотреть

ВЕЛИКОРУСЫ

ВЕЛИКОРУСЫ (великороссы), название русских, распространившееся в литературе с середины 19 в. В современной научной литературе сохраняется в терминах "... смотреть

ВЕЛИКОРУСЫ

самая многочисленная из трех ветвей русского народа (великорусы, малороссы, белорусы), обычно называемая просто русскими. Великорусы, как малороссы и белорусы, произошли от единой древнерусской народности, сложившейся еще в VI-XIII вв. По мнению многих историков, наименования "русские", "великороссы", "Русь", "Русская земля" восходят к названию одного из славянских племен - родиев, россов, или руссов. Из их земли в Среднем Поднепровье название "Русь" распространилось на все Древнерусское государство, в которое вошли, кроме славянских, и некоторые неславянские племена. Уж в те времена наметились различия в культуре населения лесистых северных и степных и лесостепных южных областей Руси: напр., на юге пахали ралом, на севере - сохой; северное жилище было срубным, высоким, с деревянной кровлей, южное - полуземлянкой с каркасными стенами, земляным полом и соломенной кровлей. В многочисленных городах высокого развития достигли ремесла и торговля, древнерусская культура. В X в. появилась письменность, затем исторические произведения (летописи) и литература на древнерусском языке, одним из ярких памятников которой является "Слово о полку Игореве" (XII в.). Издавна существовал богатый фольклор - сказки, песни, былины. В условиях хозяйственного развития отдельных областей и удельной раздробленности еще в XII в. создались предпосылки для формирования великорусской, малоросской и белорусской ветвей русского народа. Сложение русской народности связано с борьбой против монголо-татарского ига и созданием централизованного Русского государства вокруг Москвы в XIV-XV вв. В это государство вошли северные и северо-восточные древнерусские земли, где, кроме потомков славян - вятичей, кривичей и словен, было много переселенцев из других областей. В XIV-XV вв. эти земли стали называть Русью, в XVI в. - Россией. Соседи называли страну Московией. Названия "Великая Русь" в применении к землям, населенным великороссами, "Малая Русь" - малороссами, "Белая Русь" - белорусами, появились с XV в. Начавшаяся еще в древности колонизация славянами северных земель (Прибалтика, Заволочье), Верхнего Поволжья и Прикамья продолжалась в XIV-XV вв., а в XVI-XVII вв. русское население появилось в Среднем и Нижнем Поволжье и в Сибири. Великорусы вступали здесь в тесный контакт с др. народами, оказывали на них экономическое и культурное влияние и сами воспринимали лучшие достижения их экономики и культуры. В XVIII-XIX вв. территория государства значительно расширилась. Присоединение ряда земель в Прибалтике, Восточной Европе, Причерноморье, Средней Азии сопровождалось расселением великорусов на этих территориях. Основные этнографические группы великорусов, различающиеся по диалектам ("окающий" и "акающий") и этнографическим признакам (постройки, одежда и т.п.), - северные и южные великорусы. Связующим звеном между ними является средневеликорусская группа, занимающая центральный район - часть Волго-Окского междуречья (с Москвой) и Поволжья и имеющая в диалекте и культуре как северные, так и южные черты. Более мелкие группы великорусов - поморы (на Белом море), мещера (в северной части Рязанской обл.), различные группы казаков и их потомков (на р. Дону, Урале и Кубани, а также в Сибири), старообрядческие группы - бухтарминцы (на р. Бухтарме в Казахстане), семейские (в Забайкалье). Разрушение Российского государства в 1991 расчленило единый организм русского народа, для которого вся Россия - Российская Империя - СССР была исторической Родиной. В одночасье десятки миллионов великорусов, малороссов, белорусов стали иностранцами в своей стране. В частности, из 146 млн. великорусов такой статус получили почти 27 млн. чел., из них 6230 тыс. чел. живут в Казахстане, 1650 тыс. - в Узбекистане, 917 тыс. - в Киргизии, 905 тыс. в Латвии, 562 тыс. - в Молдавии, 475 тыс. - в Эстонии, 392 тыс. - в Азербайджане, 388 тыс. - в Таджикистане, 345 тыс. - в Литве, 341 тыс. - в Грузии, 334 тыс. - в Туркмении, 51 тыс. - в Армении. Около 2 млн. великорусов живут в Северной и Южной Америке и Европе. О. П.... смотреть

ВЕЛИКОРУСЫ

1) Орфографическая запись слова: великорусы2) Ударение в слове: великор`усы3) Деление слова на слоги (перенос слова): великорусы4) Фонетическая транскр... смотреть

ВЕЛИКОРУСЫ

корень - ВЕЛИК; соединительная гласная - О; корень - РУС; окончание - Ы; Основа слова: ВЕЛИКОРУСВычисленный способ образования слова: Сложение основ∩ -... смотреть

ВЕЛИКОРУСЫ

ВЕЛИКОРУСЫ великорусов, ед. великорус, великоруса, и (книжн.) великоросы, великороссы, великоросов, ед. великорос, великоросс, великороса, м. (устар.). То же, что русские. (Название возникло в Московском государстве на почве великодержавной идеологии, объявлявшей русскую народность "великой" в сравнении с украинской и белорусской.)<br><br><br>... смотреть

ВЕЛИКОРУСЫ

Ударение в слове: великор`усыУдарение падает на букву: уБезударные гласные в слове: великор`усы

ВЕЛИКОРУСЫ

-ов, мн. (ед. великору́с, -а, м.; великору́ска, -и, мн. великору́ски, -сок, -скам, ж.).Устарелое название русских.

ВЕЛИКОРУСЫ

ВЕЛИКОРУСЫ (великороссы), название русских, распространившееся в литературе с сер. 19 в. В современной научной литературе сохраняется в терминах "северовеликорусский", "южновеликорусский" и "средневеликорусский", для обозначения трех основных наречий русского языка.<br><br><br>... смотреть

ВЕЛИКОРУСЫ

- (великороссы) - название русских, распространившееся влитературе с сер. 19 в. В современной научной литературе сохраняется втерминах ""северовеликорусский"", ""южновеликорусский"" и""средневеликорусский"", для обозначения трех основных наречий русскогоязыка.... смотреть

ВЕЛИКОРУСЫ

(великороссы), название русских, распространившееся в литературе с середины 19 в. В современной научной литературе сохраняется в терминах северовеликорусский , южновеликорусский и средневеликорусский , для обозначения трех основных наречий русского языка.... смотреть

ВЕЛИКОРУСЫ

великороссы), название русских, распространившееся в литературе с середины 19 в. В современной научной литературе сохраняется в терминах "северовеликорусский", "южновеликорусский" и "средневеликорусский", для обозначения трех основных наречий русского языка.... смотреть

ВЕЛИКОРУСЫ

мн., Р. великору/сов; ед. великору/с (2 м)

ВЕЛИКОРУСЫ

великорусы, великор′усы, -ов, ед. ч. -рус, -а, м. (книжн.). То же, что русские.ж. великоруска, -и.прил. великорусский, -ая, -ое.

ВЕЛИКОРУСЫ

м. ист.Rusos m pl

ВЕЛИКОРУСЫ

ВЕЛИКОРУСЫ, -ов, ед. -рус, -а, м. (книжное). То же, что русские. И ж. великоруска, -и. || прилагательное великорусский, -ая, -ое.

ВЕЛИКОРУСЫ

великор'усы, -ов, ед. ч. -р'ус, -а

ВЕЛИКОРУСЫ

великорусы великор`усы, -ов, ед. -р`ус, -а

ВЕЛИКОРУСЫ

(великороссы) - то же, что русские.

ВЕЛИКОРУСЫ

мн.кит.великоруслар, руслар

ВЕЛИКОРУСЫ

ұлы орыстар, великорустар

ВЕЛИКОРУСЫ

мн. великорустар.

ВЕЛИКОРУСЫ

книжн. орыстар

ВЕЛИКОРУСЫ (ВЕЛИКОРОССЫ)

ВЕЛИКОРУСЫ (великороссы), название русских, распространившееся в литературе с сер. 19 в. В современной научной литературе сохраняется в терминах "северовеликорусский", "южновеликорусский" и "средневеликорусский", для обозначения трех основных наречий русского языка.... смотреть

ВЕЛИКОРУСЫ (ВЕЛИКОРОССЫ)

ВЕЛИКОРУСЫ (великороссы) , название русских, распространившееся в литературе с сер. 19 в. В современной научной литературе сохраняется в терминах "северовеликорусский", "южновеликорусский" и "средневеликорусский", для обозначения трех основных наречий русского языка.... смотреть

T: 127